В холле послышался дробный перестук шагов. Затем голос:

— Роберт?! Роберт!

В голосе жены звучала явная радость. Эта радость, словно копьем, пронзила ему сердце. Кажется, Кристофер именно так и погиб…

— Роберт, я так счастлива, что ты… — Вбежав в комнату и взглянув на мужа, она запнулась. Улыбка сползла с ее лица.

Он обернулся к ней. «А она все еще красива, — подумал, машинально Коффин. — Совсем не стареет».

— Роберт, что случилось?

Если бы Кобб сообщил ему свою печальную весть днем раньше, хотя бы вчера… Тогда у Коффина было бы время на то, чтобы подготовиться к передаче этой вести Холли. Он всегда говорил прямо, без утайки и без околичностей. Временами он, пожалуй, мог быть дипломатичным, но не сейчас. Сейчас он был полностью раздавлен известием о сыне. Горе словно парализовало его. Он просто не мог сейчас юлить.

— Кристофер погиб.

Она дико взглянула на него, широко раскрыв глаза. Затем оперлась на спинку ближайшего стула. Слава Богу, что она держалась на ногах и, казалось, не собиралась падать в обморок. Да, за это Коффину оставалось только возблагодарит! Всевышнего. Как и ему, ей нужно было время, чтобы осознать значение сказанного.

— Он был в составе полка, которому удалось уничтожите Александра Руи.

Он почувствовал какую-то влагу на своих щеках и очень этому удивился. В последний раз он плакал, будучи еще ребенком. И вот теперь. Слезы катились бесшумно, и он никак не мог их остановить. Странно все-таки… Казалось, мозг его окончательно утерял всякий контроль над процессами, происходившими в организме. Вот и слезы уже не подчиняются ему, текут и текут. Сами по себе. Он не хочет, а они текут. Впрочем, в остальном все было в порядке. Грудь его не вздымалась. Он не мог сказать, что ему стало труднее дышать. И только слезы катились из глаз…

— Мне рассказали о том, что погиб также и Тобиас Халл, когда пытался вытащить его из-под огня. Можешь себе представить? Тобиас Халл!..

Она быстро приблизилась к нему и отвесила звонкую пощечину. Он вздрогнул, недоумевая, и отпрянул.

— Ты что?

— Это ты должен был быть с ним тогда! Ты, а не Тобиас Халл!

— Я знаю, я знаю… Но он даже не пожелал сообщить мне о том, что решил принять участие в боевых действиях. Боже, Холли, я ничего не знал!

Он поднялся с дивана и попытался обнять ее, но она вырвалась, словно испуганный ребенок.

— Не прикасайся ко мне! — прошептала она, глядя на него, широко раскрытыми от ужаса глазами. — Я не хочу, чтобы ко мне прикасались!

Он в отчаянии всплеснул руками.

— Холли, объясняю тебе, что я ничего не знал! Как-то у нас был с ним короткий разговор. На дороге. Я сказал ему, чтобы он этого не делал. Я приказал ему остаться с Элиасом и заниматься делом. Он… Мне показалось тогда, что он согласился со мной. Он тебе тоже ничего не говорил?

— Нет… Он мне ничего не говорил… — Лицо ее было искажено настоящей агонией, когда она еще раз подняла на него свои глаза. — Это должен был быть ты, Роберт! Ты, понятно?! Почему там оказался Тобиас Халл, а не ты?! Почему?!

У нее был неровный, хрипловатый голос. В нем прозвучали нотки, которые насторожили и обеспокоили его.

— Я же сказал тебе. Я думал, что он согласился остаться здесь и работать.

Коффин стал медленно приближаться к жене. Она так же медленно отступала. Отступала, пока не наткнулась на стол. Тогда она закрыла свое лицо руками. Все лицо, кроме широко раскрытых, наполненных ужасом глаз.

— Этого не может быть. Тут какая-то ошибка. Недоразумение, — прошептала она.

— Никакой ошибки нет, Холли. Я бы очень хотел, чтобы это была всего лишь ошибка, но… Человек, который рассказал мне об этом, говорил очень уверенно и подчеркивал, что недоразумения тут быть не может. Да и вообще… Такие люди в подобных вещах ошибок не допускают.

— Значит, это ложь! Ложь! Он солгал тебе! — крикнула жена. Он увидел, что ее обуяла внезапная ярость. — А ты и поверил! Тебе каждый будет лгать прямо в лицо, а ты будешь верить!

Она повторяла эти слова снова и снова, только с каждым разом все тише и тише. Наконец, он сделал последний шаг навстречу к ней и обнял ее. Она стала ожесточенно вырываться и колотить кулачками в его грудь. Коффин только закрыл глаза и продолжал крепко прижимать ее к себе. Постепенно она стала уставать. Наконец, она перестала сопротивляться, положила голову ему на плечо и громко зарыдала.

Он не знал, сколько времени они стояли без движения, в объятиях друг друга. Потом она вдруг резко отшатнулась. Он выпустил ее и взглянул ей в глаза. У нее был какой-то пустой взгляд… Совершенно пустой. Это испугало его.

— Мне… Мне надо идти. Я должна сказать Куку… — Она повернулась и на негнущихся ногах зашагала к двери, однако, не дойдя до нее нескольких шагов, вдруг рухнула на пол, словно сломавшаяся соломенная кукла.

— Холли! — Крикнул он и бросился к ней. Упав перед ней на колени, он осторожно перевернул ее на спину. Глаза у нее были все еще широко раскрыты, но она не смотрела на мужа. Она смотрела в пустоту.

Коффин схватился за голову, но тут же повернулся к двери и крикнул в сторону холла:

— Мэри! Мэри! Скорее сюда!

Он поднял ее с пола. Холли всегда была очень хрупкой, но теперь она казалась легче обычного.

В библиотеку вбежала встревоженная служанка. Увидев, какое выражение было на лице хозяйки, она приглушенно вскрикнула.

— Беги к Джеку! Пусть возьмет лучшего коня и мчится к доктору Хамилькару! Он мне нужен как можно скорее!

— Да, сэр, — проговорила потрясенная служанка и тут же выпорхнула из комнаты, позабыв про реверанс.

— И скажи, чтобы он поспешил!

Он осторожно поднял Холли на руках по лестнице в спальню, откинул одеяло и бережно опустил ее на кровать. Кровать эта была целым сооружением из ореха. Раньше она принадлежала какому-то португальскому герцогу или барону. Сюда ее везли вокруг Мыса Доброй Надежды по частям. Холли казалась совсем ребенком на такой кровати.

Он положил руку ей на грудь и почувствовал, что ее сердце бьется в общем-то ровно. Рядом с кроватью на туалетном столике, на счастье, оказалась миска с водой. Он смочил в ней полотенце, выжал его и осторожно положил ей на лоб. Она застонала и отвернулась в другую сторону.

Коффин поднялся, не спуская с нее глаз.

«Если ты есть, Бог, то сделай так, чтобы моя жена поправилась».

Он не ожидал ответа с небес, поэтому и не удивился мертвой тишине, которая установилась в спальне и в его душе после этого лаконичного воззвания к Всевышнему.

Глава 8

— Жить будет.

Хамилькар был слишком молодым и красивым человеком для того, чтобы походить на врача. Коффин полагал, что представители этой благородной профессии должны непременно походить на добрых дядюшек, а вовсе не на героев поэзии Байрона. В Новую Зеландию Хамилькар переехал не так давно, однако сразу же зарекомендовал себя в колонии как самый сведущий человек в медицине и, кроме того, как умелый хирург. Как и другие поселенцы, Коффин закрывал глаза на его внешность из-за его несомненной компетенции и врачебных талантов.

— С ней случился удар. Очень сильный. И перенесла она его не самым лучшим образом. Я прописал ей средство, которое поможет ей безмятежно уснуть. Сейчас она нуждается в этом больше, чем в чем бы то ни было ином. Я слышал о вашем горе. Примите мои соболезнования.

Коффин объяснил врачу обстоятельства своего возвращения и то, как Холли упала в обморок.

— Что теперь говорить о сыне, — пробормотал он, глядя на спящую жену. — Теперь о ней моя главная забота. Вы уверены, что она полностью поправится?

— Я сказал, что она будет жить. В остальном мы ни в чем не можем быть уверены. По крайней мере до тех пор, пока она не проснется. Порой… — врач нерешительно помедлил, потом закончил: — шок вроде этого может сопровождаться остаточными эффектами.

— В течение трех лет я участвовал в боевых действиях. А перед этим я дрался в дальних морях с малайскими пиратами. Я знаю, что такое шок и что он может сделать с человеком.